«Определение поэзии» 1917
Это — круто налившийся свист,
Это — щелканье сдавленных льдинок.
Это — ночь, леденящая лист,
Это — двух соловьев поединок.

Это — сладкий заглохший горох,
Это — слезы вселенной в лопатках,
Это — с пультов и с флейт — Figaro
Низвергается градом на грядку.
Всё. что ночи так важно сыскать
На глубоких купаленных доньях,
И звезду донести до садка
На трепещущих мокрых ладонях.

Площе досок в воде — духота.
Небосвод завалился ольхою,
Этим звездам к лицу б хохотать,
Ан вселенная — место глухое.
 
Философская лирика,  посвящено осмыслению такого понятия, как творчество.
Тема стихотворения вынесена в заглавие. 

В этом стихотворении бросается в глаза мнимая произвольность определений поэзии: кажется, одно из определений без ущерба может быть заменено другим, а подбор слов обусловлен не смысловой, а, скорее, звуковой близостью. Действительно, на первый взгляд, странный ряд: «свист, щелканье льдинок, ночь леденящая лист, поединок соловьев, горох, слезы вселенной, Фигаро».

Однако вспомним, что «чем случайней, тем вернее слагаются стихи навзрыд». К тому же звуковой портрет поэзии в первой строфе не должен удивлять («свист», «щелканье»), а «ночь» и «пенье соловьев» вообще являются непременным атрибутом любовной лирики. Учитывая замечание Пастернака, что « …лопатками в дореволюционной Москве назывались стручки зеленого гороха … Под слезами вселенной в лопатках разумелся образ звезд, как бы держащихся на внутренней стенке лопнувшего стручка, - следует отметить оригинальность и точность ассоциативного мышления поэта. Фигаро – опера Моцарта «Женитьба Фигаро».

Во второй строфе с поэзией отождествляется и горох, и звезды, и музыка – все, чем богат мир… В результате такого восприятия действительности весь мир обнаруживает необыкновенную цельность: все предметы бытия связаны между собою, превращаются один в другой, так что музыка оборачивается градом («низвергается градом на грядку»), а звезда – рыбой («и звезду донести до садка»). В этом романтическом стихотворении неожиданным оказывается финал – вселенная глуха к поэзии. Но главное, на мой взгляд, не в этом, а в том, что поэзия – есть и она воплощение и единство всего, что только существует на свете.

Все образы в стихотворении не только наглядны, но и сочетаются по принципу смежности, метонимически. Пастернак стремится многократно и многопланово определить суть поэзии. Соединенные в одном ряду разнородные понятия: «туго налившийся свист», «щелканье сдавленных льдинок», «леденящая лист ночь», «сладкий заглохший горох», «слезы вселенной в лопатках» и т.д. создают многогранную картину действительности, активизируют разные типы восприятия. Семикратный повтор конструкций (анафора) с ключевым словом «это» не оставляет впечатления поэтического приема, а кажется вполне понятным желанием поэта наиболее полно определить поэзию.

В стихотворении поэт обнаруживает единство не только высоких, но собственно поэтических тем: природы, любви и искусства – в них постоянно входят, их пронизывают бытовые реалии («ночь», «льдинки», «пение соловья», «музыка» и «грядки», «горох», «садок»). Использование разговорно-бытовой лексики («лопатки», «завалился», «хохотать») в поэтическом контексте на общем фоне межстилевой и книжной лексики («низвергается», «сыскать», «доньях» и т.д. усиливает) выразительность, неожиданность восприятия.

Пастернак не жалеет выразительных средств, чтобы зажечь читателя своей идеей, активно использует тропы. Поэт очень тонко применяет популярный прием символистов – аллитерацию, когда несколько повторяющихся согласных придают стихотворению особую выразительность. Так, в конструкции «Figaro низвергается градом на грядку» постоянно нарастает звук «р», а в словосочетаниях: «круто налившийся свист», «щелканье сдавленных льдинок», «ночь, леденящая лист» – звуковой эффект создают шипящие и свистящие согласные.

Красиво усиливают мелодичность текста олицетворения и сравнения: «небосвод завалился ольхою», «звездам к лицу б хохотать», «ночи так важно сыскать».

Литературоведы часто обращают внимание и на оригинальный синтаксис стихотворения. Автор отдает предпочтение коротким безличным предложениям. Слова как бы стихийно вырываются из бездны. Подобная хаотичность свойственна дикой природе. Если в прозаическом произведении можно применять сложные предложения, то в поэтическом жанре все должно быть точно, емко, образно. Борис Пастернак глубоко убежден, что такие «волшебные» слова знает только поэзия.

Здесь еще явно ощущается влияние символизма, что господствовал в русской литературе серебряного века. Однако заметны и ростки футуризма – течения, к которому Пастернак был близок в тот период. К сожалению, язык символов понятен не всегда и не всем. Особенно сложными для восприятия оказались пятая и шестая строки стихотворения:

Это – сладкий заглохший горох,
Это – слезы вселенной в лопатках.

Пастернаку пришлось даже объяснять читателям суть столь вычурных метафор. Дело в том, что в старину лопатками именовали стручки молодого гороха. Они рано или поздно раскроются, а горошины рассыпятся, будут выплаканы.

В стихотворении много контраста: Фигаро и грядка, небосвод и ольха, т. е. высокое неотделимо от низкого. В любой момент они могут поменяться местами. Это и есть литературное обрамление философского понятия о единстве и борьбе противоположностей. Таков и финал стихотворения, где вселенная Пастернака оказывается местом глухим.

Стихотворение написано дольником, который делает стихотворение более ритмичным и акцентирует внимание на особо значимых словах. Рифма – перекрестная, в первой и третьей строках – усеченная.

Таким образом, поэзия, по мнению Б.Л. Пастернака, не есть нечто искусственное, противостоящее жизни, но – часть жизни, составляющая человеческого бытия. Отожествление поэта и природы, передача авторских прав пейзажу – все это, в сущности, служит одной единственной цели. Стихи, сочиненные самой природой, не могут быть подделкой. Так автор утверждает подлинность написанного. Подлинность, достоверность, по Б. Пастернаку, - главная особенность истинного искусства. Каким же образом достигается эта подлинность? Самое важное здесь – «не искать голоса жизни, звучащего в нас». Поэтому обостренная впечатлительность, повышенная восприимчивость ко всем ощущениям, ко всем движениям окружающего мира – главная черта подлинной поэзии. Именно это и утверждает Б.Л. Пастернак в своем стихотворении «Определение поэзии».